вот... Нашла какой то ужастик... Читайте на здоровье...
Зомби из милой деревни Сирень
Зря меня подняли. Мне было так хорошо лежать здесь. Нет никаких звонков на мобильный, спокойно. Никто не пристает с вопросами, требованиями, инструкциями. Конечно, тут много недостатков, так же, как и там, наверху. Температура здесь такая же, как и температура почвы. Но мне это в принципе все равно. Раньше у меня была стандартная температура – 36, 6. Теперь же она равна температуре почвы на сегодняшнее число. А сейчас апрель, земля уже прогрелась. Я лежал тут и никому не мешал. Пока не почувствовал нечто, похожее на сигнал. Приказ. Требование. Прямо в мозг. Пусть уже слегка подгнивший, но мозг.
«Приказываю тебе придти ко мне! Встань из небытия и явись отдать мне долг!»
«Приказываю тебе придти ко мне! Встань из небытия и явись отдать мне долг!»
Тут уж не полежишь спокойно!

Вот мне и приходится сейчас мощными ударами разбивать деревянную плоскость над собой. Удивительно, но сила у меня прибавляется с каждым ударом и с каждой секундой. И вот я, наконец, разбиваю деревянный щит над головой, и мне на лицо сыпется матушка – земля. Я фыркаю и начинаю быстро работать руками. Что неплохо в моем состоянии – это то, что мне не нужно воздуха. Я не дышу, и это мне весьма нравится, так как запах в моей новой квартирке отнюдь не напоминает запаха сирени в нашей деревне – деревне под названием Сирень. Я пробиваю себе дорогу наверх и вылезаю на поверхность. Меня зовет к себе эта ведьма-колдунья. Это она поймала мою душу, когда меня отправили к праотцам. Все бы ничего, но эта старуха, я слыхал это с сотню раз по деревне, еще в молодом возрасте уехала жить со своим мужем-дипломатом в африканское государство Лесото. Дипломат там налаживал общение между советской империей и этим маленьким государством. А супруга стала налаживать отношения на более мелком уровне – с одним людоедским племенем. Она начала ходить в закрытое сообщество, где лидером была одна местная колдунья. То была страшная, внешне и внутренне, старуха. Она даже не умела улыбаться. Ее ничего не радовало. Но она владела древним таинством поднятия из могил мертвецов. Супруга советского дипломата подарила этой старухе пароварку мариупольского завода легкого машиностроения. Это чудо советской техники в виде блестящего чана с открывающимся краником вызвало совершеннейший восторг у старой африканской колдуньи. Она стала использовать этот подарок для приготовления своих адских варев. На мою беду сейчас, спустя многие десятилетия, они очень сдружились тогда: белая женщина из крупнейшей страны тогдашнего мира и безграмотная и безобразная, жестокая колдунья людоедского племени. А сейчас эта белая женщина, превратившаяся в свою очередь также в седовласую старуху, требовала меня к себе. Я не могу отказать ей. У меня нет сил сопротивляться. Я похож на пластилин.

У меня есть подозрение, что старуха подняла меня из черноты могилы не для того, чтобы распивать чаи с ватрушками. Но приказа ослушаться не мог. Я распрощался с могильными червями, что вовсю уже хавали мою плоть, и вышел на деревенскую дорогу. Я шел к старухе. У нее была моя душа. Она поймала ее, когда я умер. И вместо того чтобы моей душе воспарить к облакам, она была заточена в кожаный бурдюк в подвале дома ведьмы.
-Смотри! Кто идет! Серега Сальников! – услышал я приветствие. - Привет!
Я остановился. Это наш местный скотник, Тимофей Кольчугин, вроде бы. Я умер недавно и поэтому моя память стерта не полностью. Я не помню уже, есть ли у меня семья, не помню, кем я работал, не помню своего имени. Но кое-что, какие-то лица, какие-то обрывки последних футбольных матчей в голове сохранились. Раз меня назвали Серегой Сальниковым, значит, в той жизни я носил это имя.
-Здорово, Тимофей!- попытался поздороваться я, но не смог ничего сказать. Звуки не шли из моего подгнившего горла.
-Вот ты гуляешь по деревне, Серега, - не дождавшись ответа, промямлил скотник, - и на вопросы не отвечаешь. Это меня не удивляет Ты же мертвец уже с неделю. Мы тебя всей деревней хоронили. А ты вот поднялся из могилы. Но я тебя не боюсь: я знаю, у меня очередная белая горячка, а ты - очередная галлюцинация. Ты же мертвец, а мертвецы не ходят. Мертвым ты сделался, когда мы распивали с тобой самогон на сеновале. Была еще Дунька - жена моя. У тебя прическа тогда взлохмаченная была. А у меня белая горячка тогда началась. Ты мне рогатым чертом привиделся, вот я и решил из черта шашлык сделать. Никогда не пробовал жареного черта. Ну, и проткнул тебя вилами для сена. В шею попал. А как горячка закончилась, увидал, что сотворил и повеситься захотел. Дунька не дала. Она придумала сказать, что ты с сеновала упал и на вилы напоролся. Все приняли эту версию. Так что если хочешь, убей меня, Серега! Я ведь твой убивец!

Удивительно, но ненависти к своему душегубу я не испытывал. Я не стал причинять вред Тимофею и пошел дальше. Не он был моей целью. Меня звала к себе колдунья, я ждал ее четкого приказа. И я его получил: эта беззубая ведьма подняла меня из мрака гроба для того, чтобы я убил ее соседку, доярку Никитичну. Никитична обидела ведьму, обозвав ее «сушеной грязной каргой». Но настоящие ведьмы подобного не прощают. И я должен стать орудием мести, и после исполнения задания ведьма обещала выпустить мою душу к небесам. Я помнил доярку Никитичну – это была высокая, сильная деревенская баба. Руки ее, натренированные дойкой за десятки лет, были мощные и сильные. Как корни столетнего дуба. Ее ноги походили на ноги слона, ее мощная и широкая грудь была похожа на парочку баскетбольных мячей. Ее и предстояло мне убить. Я бесшумно стал приближаться к дому Никитичны. Я - мертвый киллер, посланный черными силами уничтожить уважаемую доярку нашего колхоза, победительницу социалистического соревнования в прошлом, передовика производства. Такие они, ведьмы, бывают мстительные. Но, приказ есть приказ! И я, как отличный солдат, шел исполнять его. Я влез через заднее окно ее дома в комнату для копченостей и домашних заготовок. Запахи окороков на крючьях меня не волновали. Я взял в свою подгнившую руку огромный тесак для рубки ветчины и двинулся на свет по коридору. Никитична оказалась в доме одна. Она, как увидела меня с тесаком в руке, замерла и перекрестилась.
-Сережка! Ты же мертвый с неделю! Плохо очень выглядишь! Несвеж! И как ты из могилы... А-а-а! Поняла! Тебя эта ведьма из могилы позвала, чтобы меня убить. Бедненький ты мой зомбичек! Тебе не жалко Никитичну? Я же тебя с детства знала! Молочком тебя поила! Целовала в лобик! Тебе меня не жалко?

Я покачал своей мертвой головой, и скрип подсохших в могиле шейных позвонков прорезал тишину дома.
-Ты должон меня убить? – серьезно спросила Никитична и внимательно посмотрела на меня. Я утвердительно закивал головой и двинулся на хозяйку. Зря я это сделал. Никитична вдруг быстро схватила лежащую рядом с печкой кочергу и одним мощным движением своего мускулистого тела, вложив, видимо, всю силу в удар, разнесла мне голову на две части. Тесак выпал у меня из рук, половина головы упала на пол. Последнее что я услышал, как Никитична сказала, что она похоронит меня сама, на территории христианского кладбища у церкви. И душа моя освободится, ведьма не сможет ее больше удерживать. Она также извинилась за то, что разнесла мне голову так грубо и бесцеремонно. Но у нее ведь тоже выбора не было, оправдывалась она. Я же тоже к ней не с бутылкой на пироги пришел. Я хотел было сказать, что извинения тут неуместны, что я не злюсь на доярку, но тут свет в глазах померк, и наступила полнейшая тишина и темнота, покой, которого я был лишен усилиями старой ведьмы. Больше никто меня не беспокоил многие тысячи лет.

Отредактировано Сашенька (2008-06-23 20:02:07)

Странная
Будильник прозвенел ровно в шесть, что означало – спать осталось тридцать минут. Лара, как ни старалась, не могла отделаться от привычки заводить будильник на полчаса раньше времени подъема. Да, в общем-то, привычек – нежеланных и ненавистных – было у нее достаточно много, чтобы начать относиться к себе, как не к полностью нормальной натуре. Слишком много…
В это утро именно об этом почему-то думала Лара.
«Но если как следует прикинуть, каждый человек имеет набор странных привычек. Кто-то (кажется, об этом писали в мартовском «Эксперте») любит, а точнее привык открывать тюбик с зубной пастой с обратной стороны. Просто, чикнул ножницами, и дави. И чего бы в этом такого усмотреть? Ничего. Сомневаюсь, что найдется хоть с десяток человек, считающих его сумасшедшим. Да взять, хотя бы Ленку! Подумаешь, называет всех знакомых парней Валерами, а девчонок – Иннами. И дело вовсе не в том, что память у нее дает сбои (уж помнит то она все, о чем говорили ее друзья, знакомые и просто стоящие рядом люди за последние десять лет – жуткая сплетница), просто привычка. «Мне так удобней!» И ведь никто не упрекает ее и зла не держит.
А еще Сережа из отдела рекламы…»
Так начала это утро Лара и занималась этими «мыслями» с 6.00 до 6.30 (минута в минуту). После курса воспоминаний подробностей личной, и не совсем, жизни и поведения друзей, знакомых и героев каких-нибудь статей девушка сбросила с себя оранжевое с ярко-желтыми крупными астрами одеяло, потянулась. После чего поставила, еще не очнувшиеся ото сна и потому не слишком уверенные в себе ноги на любимый ковер цвета красного вина и, потирая глаза, направилась к бледно-зеленой двери, размалеванной разноцветными кляксами.
Эта загадочная дверца вывела Лару в ванную комнату или «уборочку», как ласково она ее называла. Там ее встретили кафель, который внешним видом своим был похож на содержимое кружки с чаем и молоком. Так как одним кафелем были выложены все шесть стен комнаты, создавалось впечатление, что находишься в коробке. Иллюзию нарушали только предметы фаянсовой промышленности – розовая раковина, розовая ванна и красные в мелкий белый горошек занавески. Лара взяла у руки зубную щетку и несколько мгновений пристально к ней приглядывалась – фисташковая (единственная фисташковая, что она видела в жизни). Потом открыла тюбик зубной пасты и принялась за чистку белоснежных, как и ее волосы, зубов. Волосы, намокнув от брызг, прилипали к смуглой кожи, слегка затрудняя чистку зубов, но она этого не замечала. Все ее мысли занимали «привычки».
«… на мой взгляд, если человек сумасшедший, он должен об этом слегка догадываться, на худой конец, ему об этом обязательно кто-нибудь намекнет. Привычки же редко становятся замеченными, а если они себя и выдали, то ни один человек не свяжет их с помутнением рассудка. Ведь если ты – дурак, то уж во всем дурак! А тут лишь мелочь какая-то! Но даже такая мелочь может выделить тебя из общей массы человеческого социума. Имея при себе такую вещь, как странная привычка, мы можем становиться особенными в каком-то смысле, не похожими на других
Валера из соседнего подъезда, например, шнурок на правом ботинке завязывает, а на левом просто заталкивает вовнутрь. Никто не знает, почему он так делает, даже он сам, но весь подъезд о нем знает. Причина – странное действие, и полное непонимание его мотивов!
Маша, где бы ни находилась, с кем бы ни была, стоит только присесть для ожидания кого-либо или чего-либо, превращается в Зою Космодемьянскую. В ее сумке всегда лежало пять или более коробков спичек. Завидев пепельницу или предмет, способный ее заменить, она смело доставала свое оружие и приступала к активным действиям. Она могла жечь их часами, по одной, долго смотря на пламя, внюхиваясь в запах серы и горящего дерева. Ее, как можно предположить, никогда не волновало, что таким образом она может полгорода спалить. Начав жечь, она уже не слышала никого и ничего. Она видела только маленький и подвижный желто-красный кусочек бестелесного друга. Почему она это делает не знает, естественно, никто, даже она сама. Кстати, она терпеть не может сидеть у костра.
Хельга любит кладбища всей своей огромной русской душою и немецким именем. Раньше она частенько вставала по ночам и уходила куда-то. Позже выяснилось, что это кладбища. Никогда она не могла объяснить причину своего влечения.
-- Я просто прихожу туда и сижу. Ничего не делаю, не брожу как полтергейст, не гажу. Мне становится спокойно. Просто дурная привычка.
Это дело в теле своем странно, но если еще и взглянуть на эту худенькую блондинку с ангельским личиком становится вообще необъяснимым!»
Продолжая в том же духе, девушка прошла на кухню. Заварила себе кофе в своей любимой чашечке – синей с ромашками. Посмотрев на холодильник, некогда так заботливо преображенного в морячка, она решила туда заглянуть. Слишком уж увлекательного ничего не углядела. Из недр пищехранилища на нее глазели лишь несколько бутербродов. Их вид начал отбивать у нее аппетит. Ларочка поняла, что хочется ей супчика. Жиденького и горяченького.
«Точно сварю-ка я себе мясного бульончика. Еще вчера ведь хотелось. Лень проклятая!»
Она окинула взглядом кухню, так любовно когда-то обклеенную желтыми обоями и разрисованную блуждающими, а может быть и потерявшимися, фиолетовыми линиями, предвкушая, какой соблазнительный скоро здесь будет витать аромат. О «второй натуре человека» она не забывала.
«Самый вредный вид привычек, наверняка, опасные. Опасные не для обладателя, а для окружающих его людей. Да что, наверное, то? Точно! Именно они!..»
Лара зажгла газ и поставила на него среднего размера кастрюльку, размалеванную какими-то аляпистыми существами, похожими на кошек. Что-то напевая, двинулась к маленькой каморочке в коридоре. Год назад там хранились старые вещи и прочий ненужный хлам. Собравшись с силою, совестью и терпением вместе, они разгребли этот бардак, нещадно выбрасывая абсолютно все. Когда комнатка освободилась, оказалось, что она совсем маленькая и стоило лишь позавидовать хитрости и способностям бывших хозяев, сумевших запихать сюда вагон, эшелон и маленькую тележку мусора. Тогда осталось лишь решить как это пространство использовать. Лара, долго не думая, купила большой холодильный шкаф и затолкала его в эту коробку. Свободного места оставалось только чтобы этот шкаф открыть и ничего себе при этом не сломать.
Теперь же, вышагивая по ворсистому ковру, Лара гнала свои мысли дальше и дальше, а они в свою очередь не сопротивляясь, набирали необходимую скорость.
«…были, да, наверняка, и есть, множество серийных убийц. Когда они пойманы, их подвергают психиатрической экспертизе. Удивительно, что большинство из них признаны вменяемыми и очень даже нормальными единицами нашего общества (в психическом отношении, но уж никак не в моральном). И в чем тогда причина подобного звериного поведения – убийства? Может быть дело просто в привычке? Да, да, опять же в ней! Думаю, что привыкнуть каждодневно отнимать жизни у мальчиков, девочек и стариков определенные люди способны. Когда привыкнешь – это становится обыденно. Как работа. А сколько людей погибает (ужасной смертью!) от зверей (людьми язык не поворачивается назвать) с подобными привычками – просто с ума сводит! Определенно, это привычки не только вредные и странные, но и опасные…»
Она уже открыла дверь и заглянула в кладовую. Два дня назад лапочка здесь перегорела, а до новой руки так и не дошли. Поэтому здесь было темно, и лишь из-за ее спины в комнатку могло попасть небольшое количество света. Открыв холодильный шкаф, Лара прежде немного повозилась с его содержимым, отыскав наконец то, что ей было нужно. Взяв это в руки, она плотно прикрыла крышку, вышла в коридор и резко закрыла дверь. Теперь было светло и можно было разглядеть, что же так старательно искала Лара. Это была рука. Рука чернокожего парня. Она прекрасно знала, что это именно парень. В ее сумке до сих пор лежало шило, отмыть которое руки так и не дошли. Подойдя к плите, девушка положила руку в кастрюлю и посолила воду. Потом, погодя немного, попробовала и решила, что в самый раз.
«Вот то ли дело я! Моя странность… Кому она мешает? Человек я жизнерадостный, веселый, а потому люблю все яркое, красивое, цветное! Ну разве что черный цвет на дух не переношу. А что такого? Кому это может навредить?..»

Городские истории.
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ.
ДЕВУШКА, КОТОРАЯ МЕЧТАЛА О ЛЮБВИ.

Света мечтала о любви. Хотела, чтобы ее любили. Мечтала о человеке, который отдаст ей всего себя. А взамен получит ее. Всю без остатка. Она была романтична. Может быть даже чрезмерно. Она мечтала о долгих ночных прогулках, беседах при луне, ее ладонь в его руке. Нежный шепот в ночи. Купидон со стрелами и все такое.
В свои восемнадцать лет Света мечтала о принце на белом коне. И была твердо уверена, что, в конце концов, она его встретит. Она представляла себе эту встречу много раз, вот она идет в белом, красивом платье, золотые волосы распущены или собраны в замысловатую прическу, или тяжелой косой свисают до пояса. Она идет по дороге, улыбаясь полуденному солнцу, полевым цветам, маленьким птичкам, купающимся в пыли. И вот впереди, на дороге вдруг появляется Он. Он высок и красив и молод. И не важно идет ли он пешком, или едет на коне, совсем не важно. Только одно имеет значение. Он любит ее.
В свои восемнадцать лет Света была безнадежно романтична. Она была твердо уверена, что любовь, как ее показывают в кино, бывает не только в кино. И старалась не замечать той грязи и мерзости, что окружали ее каждый день. Она знала, что если очень сильно верить, то желание исполнится. Обязательно. Ведь так всегда бывает, разве нет?
В свои восемнадцать лет Света не знала, что ей не суждено дожить до девятнадцати.

Света пользовалась бешеной популярностью среди мужского контингента нашего университета. Половина ребят из нашей группы были влюблены в нее по уши, остальные были на подходе, девчонки тихо восхищались и ненавидели. Таким образом, идиллия была полная. Света была действительно красива. Не той искусственной красотой, которой пестрят глянцевые обложки, и заграничные фильмы, а настоящей, которая встречается раз на миллион, а то и на два. Само собой, что от недостатка внимания она не страдала.

Вот только с принцами в университете была напряженка.

За ней волочились все кому не лень, да и те, кому лень тоже не отставали. И здесь нет никакого преувеличения. Что – то было в ней такое, от чего замирало сердце, и тряслись поджилки. Впрочем, попытки эти не увенчались успехом. Света принимала знаки внимания с рассеянным участием, вежливо отказывалась от предложений пойти в кино, в кафе, в ресторан, зоопарк и другие пункты проведения досуга, культурного и не очень. Кто – то злился, кто-то удивлялся, девчонки только фыркали, считая ее недотрогой. Ника Иванова высказала предположение, что, « возможно сексуальные предпочтения Светы не распространяются на мужскую половину нашего Города, ну, вы понимаете о чем я…» , но после пятиминутной беседы со Светой в университетском туалете, вышла смущенная и с выражением сосредоточенности на лице. Потом покачала головой и сказала, что неплохо было бы пойти в кафе и выпить чего – ни будь. Я не возражал.

В конце концов, Света встретила своего принца. Ведь если очень сильно верить, то желание исполняется. Обязательно. Так всегда бывает, разве нет?

Макс перевелся к нам в середине ноября из Аграрного. И вот тогда-то все и началось. Половина наших девчонок влюбились сразу и по уши, остальная половина была на подходе. Света не стала исключением.

Она шла по длинному коридору второго корпуса, в темно синем костюме, что подарила ей мама на День Рождения, сжимая в руках тетради с лекциями, слегка улыбаясь своим мыслям. И вот впереди вдруг появился Он. Он высок, красив и молод. Она почувствовала как время стало замедляться и звуки постепенно исчезли, оставив только гулкие удары сердца. Вот тот, кто отдаст ей всего себя. А взамен получит ее. Всю без остатка.

Макс прошел мимо, равнодушно скользнув взглядом, и спустя миг исчез в дверях аудитории.

Мир вокруг Светы начал сжиматься, словно лист плотной бумаги, брошенный в костер.
Постепенно он съежился до размеров коридора, затем остался пятачок, на котором едва мог уместиться один человек, а когда и он исчез, Света рухнула вниз, и пепел сгоревшего мира поглотил ее.
В свои восемнадцать лет Света была весьма впечатлительной натурой.

Любовь, как и судьба не лишена иронии.

Выбравшись из мрака, она начала действовать. Она была романтична, может быть даже чрезмерно, впечатлительна, может быть даже излишне, но вот дурой она не была. Если желание не сбывается надо брать ситуацию в свои руки. Она старалась чаще попадаться ему на глаза, но без назойливости. Она посетила очередное наше мероприятие, сопровождающееся возлияниями, танцами и признаниями в любви все и вся. Общественность была потрясена. Макс, румяный от выпитой водки, позвал ее танцевать и она согласилась. Общественность была шокирована. Ника Иванова предложила мне выпить на брудершафт и потом лезла целоваться каждые пять минут.

Утром наступило похмелье.

Воскресенье началось с головной боли и безуспешных поисков рассола. Или пива. Ни того, ни другого не нашлось. Вода из-под крана, щедро сдобренная формальдегидом, неприкаянно бултыхалась в пустом желудке, причиняя страдание. Магическое безумство ночи, и суровая реальность дня. Вспоминать и то было тяжело. Я открыл жалюзи и долго смотрел на Город, на том берегу реки, а Город смотрел на меня. Верхушки небоскребов Корпорации резали на части серое одеяло смога, наплывающее с севера. Улицы были пусты. Ника шевельнулась, потревоженная светом, я закрыл окно и вернулся в постель.

На следующий день университет встретил меня хмурыми лицами, серыми стенами и плохими новостями.

Придя домой в воскресенье вечером, Света сказала родителям, что плохо себя чувствует, поэтому ужинать не будет. Примерно в половине десятого вечера, она вышла из своей комнаты и сказала матери, что пойдет, примет ванну перед сном. На вопрос о своем самочувствии, ответила, что ничего страшного и до утра все пройдет. Затем она зашла в ванную комнату и, заперев дверь, пустила горячую воду. Две минуты спустя она разделась, легла в ванну и взяв лезвие, разрезала себе вену на левой руке, от запястья к локтю, на расстояние примерно в десять, двенадцать сантиметров. Резала вдоль, поэтому шансов у нее не было никаких. Стараясь сдержать крик, прокусила себе нижнюю губу в двух местах. Кровь была везде, на кафельной стене, на раковине, на полу, на золотых волосах слегка намокших от воды. Резиновый утенок, с которым она так любила играть в детстве, превратился в жуткого красно- желтого монстра. С маленького клюва утенка стекала еще не успевшая свернуться кровь и исчезала в сливе. Из последних сил она опустила руку под струю воды и прикрыла глаза. В свои восемнадцать лет она была излишне романтична, чрезмерно впечатлительна, безумно красива и безвозвратно мертва.

…Света не помнила, как ей удалось выбраться из квартиры Макса. Свинцовое небо нависло над закопченными зданиями и грязными улицами, удушливый дым вырывался из выхлопных труб автомобилей, двигавшихся по Проспекту в обе стороны. Света шла по тротуару, покрытому отвратительной кашей из воды и грязного снега, натыкаясь на прохожих, почти ничего не замечая вокруг. Ей нужно было домой, но она не могла вспомнить дорогу. Ее золотистые волосы, обычно аккуратно причесанные, спутанными космами падали на лицо. Временами, когда память возвращалась к ней, она слышала голос Макса и его тяжелое дыхание. Голос шептал, становясь иногда громче, иногда тише. Она чувствовала запах гари и почему-то кислой капусты. Чувствовала стягивающие запястья и лодыжки ремни. И слышала голос. Но теперь свой собственный.
«Что… ты делаешь, Максим, что …?»
Она не могла открыть глаза, веки не слушались.
Голос Макса, что-то нашептывающий ей на ухо.
«…знаешь, как долго я искал такую, как ты, такую чистую, наивную. Твое имя очень тебе подходит, знаешь ли. Ты даже не представляешь, как тяжело в наше время найти себе пищу… давным-давно я не видел такой свежей и чистой души. Очень давно… Обещаю, что оставлю тебе немного. А теперь спи…»

Света мечтала о любви. Хотела, чтобы ее любили. Она мечтала о человеке, которому отдаст всю себя без остатка. И была твердо уверена, что когда-нибудь его встретит. Она знала, что если очень сильно верить, то желание исполнится. Обязательно. Ведь так всегда бывает, разве нет?
.

Городские истории. История вторая.
ИРА.Когда поезд в очередной раз остановился посреди тоннеля, Ира чертыхнулась, и посмотрела на часы. Конечно, она опоздала. Ника сказала, что собирает всех к девяти – плюс-минус полчаса, а сейчас уже… Сначала мать со своими дурацкими наставлениями, потом Ленка со своим идти не идти, ломалась как…Так и не пошла, дура.
Все было не так. Мало того, что жила Ника аж на том берегу реки, там, где заканчивался Южный Луч и начинался Мисталийский Тракт, и ей пришлось ехать одной через весь город, так теперь еще поезд этот. Что он там засыпает на ходу, что ли. Машинист в смысле, не поезд.
Она снова выругалась. Днем она потратила уйму времени чтобы выглядеть на все сто, потому что Ника пообещала ей присутствие на вечеринке «интересных молодых людей», а теперь вынуждена была торчать здесь, в застрявшем поезде. Жизнь полна несправедливости.
Она открыла сумочку, достала зеркальце и стала исследовать свое отражение. Голубые глаза, золотистые волосы, гладкая кожа, отличная фигура - все, что так нравится мужчинам. Еще в школе одноклассники обхаживали ее со всех сторон, но она не обращала внимания на сверстников, предпочитая партнеров постарше и побогаче. Невинности она лишилась в четырнадцать лет и жалела, что не сделала этого раньше, она молода и красива, глупо этим не пользоваться. Она любила шумные, многолюдные вечеринки, секс, мартини и внимание мужчин.
Ира снова посмотрела на часы. Прошло пять минут. Неожиданно на нее нахлынуло какое-то странное щемящее чувство, какое возникает, когда в пыльной коробке, простоявшей, черт знает, сколько времени в кладовке, вдруг находишь старую фотку, которую потерял уже давно, и вот ты смотришь на нее, и вдруг прошлое возвращается и пинает тебя под зад. Все в мире относительно. Даже время.
Ира поежилась, на мгновение удивившись невесть откуда взявшемуся ощущению, потом тряхнула головой отгоняя его, как назойливую муху. Она подняла голову, посмотрела сквозь исцарапанное окно на серую стену тоннеля, покрытую пылью и паутиной. Увидела висевшие на стене кабели такие же грязные, как и все вокруг. На ржавой табличке укрепленной поверх путепровода едва просматривалась загадочная надпись АВ-13. Здесь все такое старое - подумала Ира – все пыльное и ржавое, а ведь эту ветку построили совсем недавно. Почему?
Поезд вдруг дернулся и медленно пошел, набирая ход. Наконец – то.
Вагон за исключением ее самой и какого-то парня с плеером, сидевшего в самом углу, был пуст. Когда только они успели все выйти, подумала Ира, имея в виду пассажиров. Ей стало немного страшно. А вдруг он маньяк, и сейчас он наброситься на нее и… что будет дальше она знала по фильмам и журналам. Либо он ее изнасилует, либо убьет. Или все вместе. Или сначала убьет, а потом изнасилует. Или…На этом, как говорится, мысль обрывается. Но, судя по всему, он не собирался ее насиловать или убивать. Он сидел, закрыв глаза и был полностью поглощен музыкой, которая играла так громко, что Ира даже сквозь наушники могла расслышать отдельные слова. Какой-то рок, или что-то в этом роде. Она не любила рок. «Отпетые негодяи», скажем, или « Звездная фабрика», вот это сила.
Конечная. « Поезд дальше не идет, просьба покинуть вагоны!» - прохрипел неопределенного пола голос в динамиках. Ира вышла из вагона, помедлила секунду, потом повернула направо, вспомнив указания Ники. Этот сектор города, как и ветку монорельса построили недавно. Несмотря на « прекрасную экологию и развитую инфраструктуру», как говорилось в рекламном буклете, немногие соглашались переезжать на этот берег реки, считая, что лучше в тесноте да в Городе, поэтому Ира нисколько не удивилась мизерному количеству пассажиров вышедших на платформу.
Впереди шагал тот самый парень с плеером. Он шел не спеша, спрятав руки в карманах черной кожанки, и слегка сутулясь. Она снова подумала о маньяках и о том, что он наверняка специально пошел в ту же сторону, что и она. Но он вышел через стеклянные двери и сразу повернул налево, даже не посмотрев в ее сторону.
Остановка была пуста, и ей стало немного не по себе. Холодный, почти осенний ( и это в середине лета ) ветер гонял по асфальту окурки, пластиковые стаканчики и обрывки газет. Маленькие магазинчики, спутники любой станции моно, обычно работающие допоздна, были закрыты.
Ира оглядела возвышавшиеся вокруг здания, которые обступили перекресток с лениво мигавшим желтым глазом светофора. В большинстве пустые, напоминавшие скорее призраков, а не реально существующие здания. Ни автобусов, ни маршруток, даже дети гор с их вечным «девюшка, падвэзти?» куда то исчезли вместо со своими раздолбанными драндулетами. Ира снова поежилась. В короткой, едва прикрывавшей ягодицы юбке, коротком топике и накинутой сверху джинсовке, она могла покрыться инеем, к тому времени как подойдет автобус, что(если верить расписанию) будет не скоро. Но пешком идти не хотелось. Мало ли кто бродит по ночам. Вот ведь засада…Она чуть не подпрыгнула когда услышала шаги за спиной. Она развернулась и увидела своего прежнего попутчика. Точно маньяк, решила она. Иначе и быть не могло. Он теребил пачку сигарет, видимо только что купленных (где интересно) сдирая с нее защитную пленку. Увидев ее взгляд, он улыбнулся:
- Извини, я не хотел тебя напугать.
Вот так без всяких «Извините» и «Вас». Ей это понравилось. Она моментально забыла свои страхи и улыбнулась в ответ:
- Ничего, это я от неожиданности. Тут все так…
- Пустынно…
- Ну, вроде того.
Она повнимательней присмотрелась к нему. Одет хорошо, симпатичный. Он, наконец, справился с оберткой, открыл пачку и предложил ей. Будто знал, что она курит. Она не отказалась. Протянул ей огонек зажигалки, потом прикурил сам. В его глазах она не заметила того похотливого влажного блеска, что обычно встречала у мужчин, но увидела интерес. И ей это тоже понравилось. Она слегка повернулась, чтобы он смог по достоинству смог оценить все прелести ее фигуры.
Он нарушил молчание первым:
- В гости едешь?
- Да, как ты догадался?
- Я тебя раньше здесь не видел. Значит ты не местная.
- А ты помнишь всех, кто здесь живет?
- Конечно нет, но такую красоту я бы не забыл точно.
Банально, но приятно. Ей нравилось, когда мужчины говорят комплименты. Она уже не думала (почти) о том, что опаздывает на сорок минут, что автобуса нет и нет, что сейчас уже поздно для прогулок в незнакомых районах, где даже магазины у станции закрыты, и почему-то нет ни маршруток, ни частников. Ей понравился этот парень, и она уже не считала его маньяком. Он посмотрел на расписание, потом на часы.
- Слушай, автобусы тут через раз ходят, предлагаю пойти пешком. Мне как раз по пути, тоже на Южную.
Потом, вспоминая этот вечер, она вспомнит и эту фразу. Она ведь не говорила ему, куда именно ей нужно. Он знал. Потом холодная рука тронет ее сердце и мурашками пробежит по спине. Потом, но не сейчас. Сейчас она думала совсем о другом.
Они перешли через дорогу (тот факт, что после того, как она вышла из перехода, через перекресток не проехало ни одной машины, нисколько ее не взволновал) и пошли вдоль оранжево серых высоток. Он сказал, что его зовут Ирек, что он живет здесь недалеко, работает в Городе, часто засиживается на работе, но сегодня, кажется, ему повезло, ведь он встретил ее. Обычный, ни к чему не обязывающий разговор.
- Ты учишься? – спросил он.
- Нет, бросила.
- А что так?
- Надоело, они там все идиоты, пичкают нас всякой ерундой, которая нам нафиг не нужна, вот я и ушла. Времени полно, может осенью или в следующем году…
- Время очень быстро иногда летит, не заметишь, как жизнь пройдет.
- Ты так говоришь, будто тебе лет сто. Говорят же, гуляй пока молодой.
- Да, пока молодой.
Странный он, подумала. И хотя он больше ничего не спросил, она рассказала ему немного о себе, о родителях (они старые и глупые и ничего не понимают), о подругах(завистливые уродины), о своих планах(погуляю пока, а там посмотрим, я еще молода, чтобы серьезно думать о жизни). Она не заметила, как они дошли. Остановились под моргающим фонарем, и он снова достал сигареты. Она не очень хотела курить, но сигарету взяла. Фонарь моргнул еще раз и погас. Ну вот, начинается, подумала она. Сейчас его глаза загорятся огнем, отрастут клыки и он вопьется ей в шею, чтобы выпить кровь и тогда, она превратится в вампира, и будет расхаживать по ночам в длинном белоснежном платье с горящими красными глазами и пугать население. Она решила, что поначалу напугает кого-нибудь из подруг.
Она даже наклонила голову, чтобы ему не пришлось тянуться. И глаза его действительно вспыхнули, отражая огонек зажигалки, когда он, спрятав его в ладонях от ветра, протянул ей. Она коснулась его руки, ощутив ее тепло, и глубоко затянулась. Потом он убрал руки и огонек погас. Странно, подумала Ира, почему-то раньше он показался ей старше. А ему, наверное, лет девятнадцать, а может и меньше. Ее ровесник.
- Тебя уже ждут, - сказал он вдруг – иди не теряй времени зря.
- Да, конечно.
Фонарь снова замигал. Она отступила на пару шагов и вдруг почувствовала ветер, который усилился и стал заметно холоднее. Ей вдруг захотелось оказаться где-нибудь в теплом и светлом помещении, где нет мигающих фонарей и завывающего между домами ветра. Она поплотнее закуталась в джинсовку и быстро пошла в сторону Никиного дома. Ей вдруг стало страшно. Если бы она обернулась, то увидела бы, что под фонарем уже никого нет. Она добралась до подъезда, в конце концов, не удержавшись, перешла на бег, и успокоилась только тогда, когда тяжелая металлическая дверь со скрипом захлопнулась за ее спиной. Хорошо, что домофон не подключен, она бы сошла с ума, набирая номер. Она вдавила кнопку вызова лифта, и, прислонившись к стене, стала ждать, пытаясь отдышаться. Надо бросать курить. Вот и лифт.
Ника открыла дверь после серии звонков, и она услышала грохот музыки и голоса. В прихожей было темно.
- Ну, наконец-то! – прокричала Ника и закрыла дверь, отсекая крики и музыку, - я думала ты уже не придешь. Где тебя носило – то?
Ира почувствовала накатившую на нее усталость.
- Да так, транспорт у вас…она не договорила и, нащупав выключатель, надавила на него. Свет показался ей слишком ярким.
Ника кивнула и заулыбалась:
- Да, автобусы здесь…она вдруг умолкла, и Ира увидела в ее широко раскрытых глазах дикий ужас.
Она медленно повернулась к зеркалу, и тут ноги перестали ее держать, она опустилась прямо на пол, на чьи то туфли разбросанные тут и там и закричала. Она продолжала кричать, когда приехала скорая, и два здоровых санитара вынесли ее на руках и загрузили в машину. И только когда доктор что-то набрал в шприц, и всадил ей его в вену, морщась от крика иногда переходящего временами в визг, только тогда она замолчала и лишь подергивалась, словно от удара током, глядя широко раскрытыми глазами в потолок.
До самой больницы.
…Когда Ира взглянула в зеркало, оттуда на нее глянуло страшное, сморщенное, старушечье лицо. И как-то странно на нем смотрелась яркая косметика, такая- же как у нее, которую она нанесла сама, полтора часа назад, перед самым выходом из дома. Ира в недоумении смотрела на жуткое, невообразимо древнее лицо ставшее теперь ее собственным, а потом вдруг понимание нахлынуло на нее как морская волна, серая пелена затопила разум, и крика своего она уже не услышала.

Отредактировано Сашенька (2008-06-30 08:23:14)